– Знаю...
– Для дураков на площадях и в харчевнях – это месть за Елену. Для Агамемнона – завоевание Великого Царства. А для них – Великое Заклание. Овец заперли в загоне, затем открыли калитку, позвали мясника...
– Мы не овцы, Диомед! Мы – люди!
Повернулся, заставил себя взглянуть в его глаза...
На меня смотрела Вечность.
– Есть такой человек, Паламед Эвбеец. Он думает...
– Он так не думает! – резко перебил Иолай. – Он так говорит! Для тебя. И для других, кто поумнее. Но он прав, и те, кто послал его, тоже правы. Это не наша война, это ИХ война, но у нас есть только один выход – победить. Тогда еще есть надежда. Тогда посмотрим, кто кого. Мы не овцы, мы – люди! Слабого судьба тащит на веревке, того, кто сильнее – за руку ведет...
– ...А самый сильный сам судьбой становится! – кивнул я. – Так говорил Геракл!
– Да, так говорил Геракл...
Вечность глядела мне в глаза. Я вздохнул и вдруг понял – жив! Я жив. Все еще. Снова. Жив!
– Кто ты, Чужедушец?
Он улыбнулся – впервые за весь разговор. Улыбнулся, покачал головой.
– Убей гидру, мальчик! Убей!
– Я, Диомед, сын Тидея, ванакт Аргоса, Арголиды, и всей Ахайи, повелитель Тиринфа, Трезен, Лерны, Гермионы, Азины, Эйона, Эпидавра, Масеты, Эгины Апийской и Калидона, заявляю вам, моим верноподданным, что с сего дня держава наша вместе с союзниками и друзьями нашими поднимает меч на вероломного Приама, именующего себя ванактом Трои, и будет вести войну на земле и на море, покуда враг не сдастся на милость нашу или не погибнет. И не пожалеем мы жизни нашей, и добра нашего ради победы над врагами. Да помогут нам боги Олимпийские, что землей нашей владеют, и да будет жить наш Аргос вечно, вековечно! Я же клянусь вам, что не положу оружия, покуда последний враг не будет повержен. К оружию, аргивяне! К оружию, мой народ! К оружию!
Время табличек кончилось, настал час гонцов. Конские копыта отбивают дробь, стучат обитые медью сандалии. Скорее, скорее! Война не ждет!
Золотой панцирь, сияющий шлем, неровная сбивающаяся речь. Хризосакос-хеттийец. Как теперь говорят – варвар.
– Диомед! Агамемнон спрашивает, когда посылать отряды на острова. Агамемнон спрашивает, когда лучше отплывать главному войску. Агамемнон спрашивает, хватит ли восьмисот кораблей. Агамемнон спрашивает, начинать ли с Трои.
Война! И мы уже не препираемся о том, кто из нас Ахейский ванакт. Потом разберемся – в Трое. Или там, где тлеют бледные асфодели.
Гонец ждет, ждет свежий конь у дворцовой коновязи. Надо отвечать.
– Передай Агамемнону: сейчас, весной, после штормов, нужна тысяча, начинать не с Трои – с моря. Повтори!
Повторил, кивнул, повернулся. Простучали по лестнице бронзовые сандалии.
Атрид – первый воевода. Я – второй (не первый, ха!). Но именно мне составлять план. Даже не один – два плана: настоящий, для нас и... совсем как настоящий – для Приама. Война не ждет!
Вместо золота – серебро. Вместо меча – тяжелая палица.
– Ратуйся, ванакт! Ферсандр, басилей Фив и всей Виофии желает тепе здрафствовать и говорит: мы готовы. Шесть тысяч, тысяча конных. Нужны корапли.
– Передай – будут!
А рука уже тянется к кисточке. Маленькому Ферсандру нужны корабли. Сорок... Нет, больше – пятьдесят, и то, если по сто двадцать человек размещать. Хватит ли тысячи? Ой, не хватит! Даже с Идоменеевыми кораблями (пригодились!) – не хватит! А еще – высадка на острова, ведь война не ждет!
Высокий, в кожаном панцире, в легком, до бровей, шлеме.
– Радуйся, ванакт! Аякс сын Теламона говорит: мы готовы. Двенадцать кораблей, тысяча человек. Нет колесниц.
Небогато! Зато у бычелобого есть корабли, значит, именно его можно послать первым к Авлиде. Война не ждет!
– Э-э, койрат! Радуйся, койрат! Сто лет живи, койрат! Двести лет живи!
Меховая накидка, черная борода... Все ясно!
– Басилей Андремон говорит: радуйся, сынок! Басилей Фоас говорит: радуйся, брат Диомед! Заварушка у вас, говорят. Поможем, говорят. Сорок кораблей пошлем, говорят. Только объясни нам, кто такая Елена, и почему из-за нее такая заварушка, говорят. Почему из-за какой-то женщины, понимаешь, такая война случилась?
Да-а-а! Вот и объясняй! А война не ждет!
Дорогой плащ, золотая фибула, цепкий острый взгляд... Да мы уже, кажется, встречались! Только не здесь – в Калидоне.
– Радуйся, ванакт! От Одиссея, басилея Итаки...
Любимчик? Жив!
На дорогом папирусе – неровные кривые строчки. Сам, небось, писал, грамотей! Это тебе, Лаэртид, не из лука стрелять!
«Радуйся, Диомед! Я дома, на Итаке. Пенелопа родила мальчика. Рыжего! Гуляем...»
Все еще ничего не понимая, я взглянул на невозмутимого посланца. Как же так? Ведь Одиссей в Трое, схвачен, в темнице!
«...Нас обманули, Диомед! Нас всех обманули! Мы с Приамом договорились, он согласился. А потом нам сказали, что Агамемнон объявил войну...»
Вот оно что! Ловко! И поздно спрашивать, поздно узнавать, кто все это придумал. Война не ждет! Бедняга Любимчик, зря старался. Хотя... Почему зря? Мы тут воюем, он гуляет. Завидно! Ага, тут еще что-то!
«Ты не представляешь, Диомед! Елена постарела – даже смотреть страшно...»
Елена!..
...На месте храма – черная плешь. Все выжгла ненависть, ничего не оставила! Ни стен, ни крыши, ни золотого кумира. Даже камни фундамента вывернуты, в сторону отброшены. А сквозь пепел уже трава молодая пробилась.
Забвение!
Нет больше нашей богини, нет Елены Прекрасной! Где-то далеко, за морем, стареет женщина, слишком долго бывшая молодой...
«Знаешь, хочу быть старой! Хочу сидеть у очага, и чтобы рядом возились внуки... Плохо быть бессмертной! И вечно молодой – плохо... «